Франсуа и Мальвази. I том - Анри Коломон

В ту же сторону, а скорее всего прямо туда, катил какой-то экипаж, что навело Гийоме на мысль под его прикрытием попасть в ночное кафе. Так он и сделал не будучи замеченным из окон дома, из которого следили. Заскакивая вовнутрь заметил над собой еще два темных этажа, что всегда означало – сдающиеся номера. Выбрав один из пустых столиков в сравнительно темном углу, заставленным зеленью, уселся.

Тут же нарисовался официант и так как Гийоме еще ничего не ел за этот день, то тому пришлось делать три ходки, чтобы его обслужить.

В таком людном месте, а посетителей было с три десятка и ни каких-нибудь а людей все больше зажиточных, рантье, в том числе даже дворян, пребывания в такой среде, Гийоме заставило не набросился на кушанье как обычно, а решил потихоньку отужинать, посидеть за бутылочкой как и все…

С этого угла, скрываемого немного экзотической растительностью – дом, что находился напротив, не было видно, так же как и сам этот угол, почти не просматривался сквозь зелень. И поэтому ему нечего было ни за что опасаться. Из тех людей, что находились здесь, он осмотрел каждого. Никто знакомым ему не показался, и поэтому ни к кому интереса или боязни он не испытывал. Можно было есть спокойно. Манде в эту ночь из дома конечно же не выйдет.

Углубившись в свои думы одновременно с едой, не заметил как возле него появился мальчуган, лет восьми с чисто гаменовским лицом и натурой, хотя одежда его была опрятная и не старая, что указывало на то, что он не беспризорный мальчишка. Улица, свобода, болтание и голод, что как-либо выражается на мальчиках этого слоя общества, на нем не отразилось никак, ввиду малолетства может быть, хотя для гамена это не проблема.

Простое, по-детски открытое лицо, с большими круглыми глазками и наваливающейся на них копной плохо расчесанных волос, искрило какой-то хитростью.

– Дядя, если ты не жид, дай несколько су.

– А ты наглец, как я погляжу, вот сдам тебя в приют для бездомных бродяг.

– А я не бездомный, я здешний. Господин Жак-Луи Манден, разрешите представиться. – представился он.

– Очень приятно. – ответил Гийоме, продолжая прочищать языком зубы, заглядевшись на узор скатерти.

– Дядя Патрик большой мошенник, он вам сейчас загонит до луидора. Он всегда так делает. Вы ему скажите что бы он все лучше просчитал и тогда он у вас на коленях будет просить не говорить мэтру. Он боится что тот его за жульничество прогонит. Вот увидите он вас надует.

Официант Патрик, действительно лицемерный на вид малый, уже заметил мальчишку и направился выгнать его вон за уши, как он это всегда делал, но Гийоме заметил это, и так как «местный», или как тот сам выразился: «здешний» был ему позарез нужен для дальнейших расспросов, кинул на белую скатерть медный ливр и сказал ему, что Патрик и увидел, и услышал:

– Пошли-ка, мне нужно расправить постель.

Сей каприз, небогатого на вид человека, Патрика нисколько не удивил, в этом и не было ничего удивительного, в ту эпоху последнего разложения феодализма, его оскудения и недееспособности. Привычные нравы нисколько не демократизировались и никак не шли в ногу со временем, все более обострялись при обеднении основной массы дворянства и доходили буквально до мистерии.

Например в одной из судебных хроник говорилось, об одном бедном дворянине, который под вечер выходил на улицу и под дулом пистолета… нет не грабил, а заставлял прохожего идти к нему домой и затем приказывал:

– Расстели постель, раздень меня, пошел вон!

Не в состоянии держать слугу он, будучи бедным, не мог себе представить, как можно самому делать то, что должны делать слуги.

И таких развелось во Франции того времени предостаточно: бедных, никчемных дворянчиков наплодилось столько, что над громкими титулами стали потешаться и они превратились в покупную вещь, почему в последствии и обесценились. Единственное, где этот слой общества мог применять свои силы, это в военном деле, служившим порою единственным источником дохода. Именно за такого дворянина, может чуть побогаче и можно было принять Гийоме.

– Ладно, постойте-ка. – сказал он, одумавшись и скинув с себя истому к отдыху.

– Если ты не беспризорник, то налей себе из кастрюльки и похлебай культурно. Я тебя шалопая, быстро на чистую воду выведу.

Жак-Луи согласился на проверку без лишних эмоций, принявшись есть по всем правилам застольного этикета, не набирая полный рот и не капая на скатерть.

– Ну что касается манеры, у тебя ее хоть отбавляй, тогда скажи-ка мне, кто живет в этом доме?

– Де Морне и господин Манден.

– Он что твой отец, Манден?

– Ну да, там же служанкой работает и моя мать.

У Гийоме тут же возник план, и он зверски глянул на мальчугана. Но от этого сразу же пришлось отказаться.

– Дядя, дай десять су.

– А больше тебе ничего не надо.

– И больше надо.

– Такие как ты наверное знают, что наглость второе счастье, бери, мошенник. – порывшись в кармане Гийоме достал ему монетку.

– Спасибо, господин, если что, я к вашим услугам, меня можно найти в этом доме.

Дождавшись, когда сорванец убежал на улицу, Патрик подошел.

– Советую вам занять третий номер. Он самый лучший из тех, что свободны. – посоветовал он занять самый дорогой номер, весьма радевший за доходы своей корпорации.

Вышеуказанный номер был действительно комфортабельным, по сравнению с отделениями конуры «Пивной бутылки», и кроме того подходил по всем качествам наблюдательной точки за противоположным домом.

– Я занимаю. – сказал он со спины вошедшему мэтру Казассару, владельцу как кафе, так и сдающихся номеров. – Застилайте побыстрее.

Мэтр Казассар живо справился со своей работой и принялся было расстегивать камзол /…однако Гийоме не принадлежал к тем людям, которые не могли себя заставить самолично раздеться на ночь. Сказав разбудить его в восемь, отослал мэтра Казассара и закрылся, оставив сию процедуру за собой. Хотелось спать, а наблюдение из окна ничего не давало. Слипающимися глазами ничего в темноте невозможно было увидеть. Поэтому недолго просидев за этим занятием он улегся.

В восемь утра проснулся сам, быстро одевшись и даже не поев, вышел через задний выход из кафе на другую улицу. К Ратуше он пришел первым. Поджидая Аньяна, смотрел на зевак, что собрались поглазеть на нововозведенный эшафот, где поговаривали должны были казнить ведьму. Аньян пришел пунктуально, с опаской озираясь на эшафот и первое что сказал:

– Ты знаешь, у меня разошлись деньги.

– У тебя же было чуть ли не сорок.

– Да, у меня было тридцать восемь, десять отдал тебе.

– А-а.

– Держатель конюшни затребовал деньги вперед и ночь что я переночевал.

– Хватит отчитываться, пошли осматривать дом де Морне с задницы.

Через некоторое время забежав в одно из кафе, которое они проходили, Гийоме вышел оттуда с двумя большими картофельными пирогами, которыми надлежало подкрепиться по дороге.

– Ты знаешь как на самом деле зовут де Манде?

– Не знаю, как?

– Манден. Дурачье…

Подумав о чем-то, Аньян даже остановился от пришедшей на голову мысли.:

– Послушай! А он ведь сжег завещание!

– Умница! Светлая голова! Как это я сам не догадался! – кричал Гийоме на всю улицу, откусывая в то же время от пирога. – Ведь он вез его в Париж, чтобы сжечь именно в парижском камине! Вот ведь в чем все дело!…

Далее с Гийоме невозможно было разговаривать.

Придя к дому с тупиковым проходом не задерживаясь, зашли туда, завернули далее. Мощеная старым серым кирпичом была только середина, а по краям из земли росли стройные чахлые травы. Основания обоих домов были в то же время запущены и заросли во многих местах мхом, от чего приобрели впечатление ветхости.

Тупик, перед которым они стояли был образован прямоугольными выступами, двух домов, стоящих задними сторонами друг к другу, с забитой всяким строительным хламом у низа щелью с два дюйма шириной. Чуть выше их роста, щель была уже свободна, вот почему Гийоме пахнуло тогда ночью в лицо.

Создавалось впечатление, что планировка этих двух домов одинакова, все указывало на это. Только вот у второго дома выходило со второго этажа сюда оконце, а у дома де Морне нет.

– Послушай, Гийоме, наверное Манден сжег его… после того – замялся Аньян при взгляде каменного лица Гийоме.

– Ничего я не сжигал. – услышали они оба сзади голос маленького Мандена, стоящего у угла и опираясь на него рукой. Гийоме по взгляду на него Аньяна понял, что тот смертельно растерялся и совершенно сбит с толку.

– Мы сюда доски притаскивали. – сразу нашелся Гийоме. – Скажи, ты не знаешь, кто их брал?

– Нет, я сюда даже никогда не заходил.

– Однако же зачем ты сейчас пришел?

– Я просто увидел вас и пришел.

– А-а! Да, черт возьми, ничего уже и оставить нельзя. Кто-нибудь что-нибудь на них сжарил. Вот так лишняя растрата.